Азорские острова Полезное и занимательное Путешествия Рассказывают друзья

Peter Café Sport, или Место, в котором невозможно не быть

Если вы хоть раз ходили на Азорских островах под парусами, то не могли не слышать о знаменитом «Peter Café Sport» на острове Фаял. Знаменито оно тем, что уже не одно поколение яхтсменов, пересекающих Атлантику, считают хорошей и более того — необходимой традицией посетить его. Побывали в «Peter Café Sport» и мы. Правда, вглядываясь в лица вокруг, нам так и не удалось выделить среди них обветренных и загорелых одновременно — тех, кто приходит сюда со стороны моря. Сезон переходов через Атлантику закончился, и сидящие за столиками посетители, неторопливо вкушающие пищу или лениво потягивающие пиво из запотевших бокалов, были в основном заезжими туристами. Никто не толпился у дверей, не приветствовал громкими криками знакомых, чтобы поведать им о своих приключениях и планах. Только впитавшие в себя соль и выцветшие под солнцем вымпелы и флаги с различных лодок, развешанные по стенам, да иной антураж напоминали о том, что в этом кафе бывают и другие дни. Свой флаг на стену мы вешать не стали: мы не переходили Атлантику, а только-только закончили двухнедельное путешествие по Азорским островам и посчитали, что никаких заслуженных оснований у нас для подобного поступка нет. Пока нет.

Межсезонное затишье в кафе вряд ли радовало его владельца Хосе Энрике Азеведо. С другой стороны, отсутствие совершенно срочных дел позволило нам пообщаться. К нашему великому удовольствию Хосе рассказал об истории этого места и провел нас по замечательному музею, который находится этажом выше самого кафе.

Его рассказ мы, в свою очередь, передаем и вам.

P.S. Старпом и Боцман — Ирина Билик и Александр Протянов — примите мою искреннюю благодарность за участие в нашем прекрасном путешествии по Азорам. Без вас этот материал бы не появился.

Ваш Борис Тополянский


 

Жозе Энрике Азеведо
Жозе Энрике Азеведо

 

Меня зовут Жозе Энрике Азеведо (José Henrique Azevedo), и я расскажу вам небольшую историю.

Здесь, на Фаяле, в центре Орты, еще у моего прадеда Эрнешта Лоуренса Азеведо был небольшой магазин, где он продавал сувениры и разные вещицы, изготовленные на острове. В 1888 году прадед отправился в Лиссабон, чтобы принять участие в крупной выставке, посвященной Португалии и предварявшей всемирную выставку в Париже в 1889 году. Съездил не зря: качество привезенных им товаров было великолепным, и прадед вернулся домой с золотой медалью.

 

 

В 1901 году прадед переехал в этот дом на ул. José Azevedo и основал новое заведение. Он продолжал продавать те же товары, что и раньше, но вдобавок открыл бар. В 1919 году, уже после смерти прадеда, его сын Энрике Азеведу, т.е. мой дед, закрыл магазин и открыл по соседству первое кафе «Sport».

 

 

Названо оно так было потому, что дед увлекался спортом: футболом, теннисом и водным поло. Понимаете, в те времена Орта была центром мировых коммуникаций. Связь осуществлялась по телеграфным кабелям, проложенным по морскому дну. Люди здесь получали сообщения из одного полушария и транслировали их в другое. На острове было 4 компании: две маленькие — американская и итальянская и две очень большие — британская и германская. Последние две сильно влияли на культурную жизнь острова и спорт. Поэтому на Азорах мы гораздо раньше начали профессионально заниматься спортом, чем остальная часть страны. Именно у нас появился старейший футбольный клуб Португалии — Файял. Да и женский спорт как таковой зародился на острове. Все это повлияло на выбор названия кафе.

Имя Питер к кафе добавилось уже во время Второй мировой войны. Моего отца звали Жозе Азеведо. Когда ему было 19 лет, он полгода служил на борту британского военного корабля «Лузитания II», обеспечивающим связь кораблей Британских ВМС в Северной Атлантике. Английский офицер, его командир, как-то спросил отца, может ли он называть его не Жозе (думаю, ему было сложно произносить португальское имя), а Питером — так звали его сына, который остался в Англии и которого мой отец ему напоминал. Так у кафе появилось второе имя «Peter Café Sport».

 

 

С военной службой отца связана еще одна история. 15 лет назад ко мне обратилась местный гид, сопровождавшая необычную группу туристов. Это была семья аристократов из Шотландии в трех поколениях: мать, дочь и внуки. Они приехали на Азоры, пытаясь разузнать подробности судьбы родственника, погибшего на Терсейре во время Второй мировой войны. Им было известно только то, что его самолет разбился при взлете. Лишь через 50 лет после окончания войны им разрешили ознакомиться с засекреченными ранее документами, и так они узнали, что произошло с близким им человеком. Изучая архивы, они выяснили, что он бывал в Орте. Они отправились на Терсейру и Файял в надежде найти какие-то сведения о нем — документы, фотографии, заметки в газетах. На Терсейре им ничего узнать не удалось. И так случилось, что, встретив меня на Файяле, гид рассказала мне историю шотландской семьи и спросила, не встречал ли я где-либо упоминания о виконте Колвил оф Кулрос. Я попросил ее вернуться с этой семьей через полчаса и, когда они пришли в музей, показал им оригинал одного из писем из отцовского архива. Это было рекомендательное письмо отцу, в нем стояли подпись и дата: «Командующий Колвил оф Кулрос. 2 сентября 1944 года.» Человек, которого разыскивала британская семья, оказался капитаном того самого судна, на котором отца стали называть Питером. Надо сказать, письмо было отличной рекомендацией для человека, пожелавшего бы работать на борту английского судна. Превосходная характеристика для 19-летнего юноши:

«Был нанят на борт на полгода. В течение этого времени неизменно демонстрировал трудолюбие, энтузиазм. Способен брать на себя ответственность, честен, надежен и может быть рекомендован на любую работу». Просто фантастическое письмо!

Отец не воспользовался этими рекомендациями, т.к. в море с той поры больше не работал. Я нашел письмо в 1975 году, уже после смерти дедушки. Безусловно, забыть имя капитана я не мог и поэтому так быстро смог помочь той семье. Я сделал для них копию, и, конечно, они были счастливы.

 

Вообще, именно благодаря морякам небольшое кафе на небольшом острове стало известным. На протяжении многих лет мы помогали им решать, казалось бы, простые, но очень важные вопросы. Например, после Второй мировой любая яхта, прибывшая в гавань, должна была пройти медицинское освидетельствование, прежде чем экипажу дозволялось сойти на берег. Но поскольку докторов было мало, они не спешили заниматься яхтами, экипаж которых состоял порой из двух-трех человек; вместо этого они дожидались прихода больших судов, проверяли их, а заодно с ними уже и маленькие яхты. Т.е. люди, проведшие в океане 3-4 недели, должны были еще несколько дней ожидать в гавани, пока к ним придет врач и выдаст разрешение на выход на берег. И тогда мой отец стал подходить к яхтам на шлюпке, знакомился с экипажем, рассказывал о кафе, спрашивал, как у них дела и все ли в порядке со здоровьем, потом брал у них паспорта, сам отправлялся к врачу и получал для них разрешение.

Вечером яхтсмены приходили в наше кафе. Для нас эти люди, пересекавшие океан на небольших лодках, были героями, настоящими искателями приключений. На следующее утро отец сопровождал их на рынок, помогал выбирать и закупать провизию. Мы также старались помочь с ремонтом парусов, двигателей, раций. Затем мы начали обменивать валюту и, что самое главное, постепенно превратились в почтовый узел. Друзья, близкие, семьи яхтсменов, знавшие, что те собираются пересечь Атлантику, присылали на наш адрес письма и вести для них. Это в немалой мере способствовало рекламе нашего кафе. Поскольку среди яхтсменов было много неординарных людей, на свет стали появляться книги, интервью, в которых среди прочего упоминались «Peter Café Sport» и помощь, которую наша семья оказывала путешественникам.

 

 

Так кафе стало широко известным в парусном мире. Нам повезло принимать у себя знаменитых яхтсменов — Джошуа Слокама, Хэмфри Бартона, Фрэнсиса Чичестера, Эрика Табарли и многих, многих других. Марсель Бордю (Marcel Bardiaux), совершивший в 1957-58 гг. кругосветку в противоход господствующим ветрам, в одной из книг даже озаглавил свое пребывание в Орте как «Остановка в Раю». Забавная история произошла с Чичестером. В одном из своих плаваний ему нельзя было совершать остановки и принимать кого-либо на борт. Мой отец тогда передал ему письмо от жены, вложенное в бутылку. Он просто перебросил ее со своей лодки на палубу «Джипси Мот», чтобы не коснуться ее руками.

 

 

Особой гордостью нашей семьи и признанием заслуг отца является и то, что в 1967 году его приняли в члены Ocean Cruising Club. Надо сказать, что в это элитарное яхтенное сообщество могли попасть яхтсмены, которые прошли под парусом не менее тысячи миль. Несмотря на то, что мой отец не был яхтсменом, все же по рекомендации основателя клуба и его президента — знаменитого Хэмфри Бартона  — он был принят в члены клуба.

 

 

Орта — небольшой город на небольшом острове, но благодаря своему расположению гавань стала центром морской жизни. В стародавние времена здесь останавливались португальцы, направлявшиеся из Африки, Бразилии и Индии в Лиссабон. На смену им пришли китобои из Европы и Америки. До Первой мировой Фаял, как я уже говорил, был телеграфным сердцем мира, а после войны — служил перевалочной базой для гидросамолетов, летавших через Атлантику из Америки в Европу. Каждую неделю у нас останавливались самолеты Pan America и Lufthansa. После Второй мировой войны пришло время парусных яхт, и Орта стала первым по популярности портом в Европе и четвертым — во всем мире.

Сейчас, спустя годы, многое изменилось. Яхтсменов стало намного больше, а почтовые функции кафе навсегда ушли в прошлое. И все же время не смогло забрать главное, и, надеюсь, никогда его не заберет: наш остров — это место встречи яхтсменов всех стран. Как только начинается сезон трансатлантических переходов, кафе начинает работать в полную силу, и тогда вы увидите здесь совершенно других посетителей, а в кафе не будет хватать мест.

Еще одна наша гордость, которую я обязательно должен вам показать, — музей с коллекцией изделий из китового зуба. Среди наших экспонатов есть поразительные экземпляры, например, зуб кашалота весом 3 кг, в то время как обычный вес среднего зуба — порядка 300 г. Китобойное дело зародилось на Азорах в начале XX столетия, и на протяжении полувека этот промысел был одним из самых важных на островах. При этом охота на китов всегда велась вручную. Автоматические гарпуны американской системы так у нас и не прижились.

Азам промысла мы научились у американских китобоев, которые в конце XIX века останавливались здесь по пути в Тихий океан. Их маршрут, начинавшийся в Нью-Бедфорде или Бостоне, пролегал через Азорские острова, Мадейру, Кабо-Верде, Бразилию, Мыс Горн и далее — в Тихий океан. Там китобои до отказа наполняли трюмы жиром и возвращались в Америку, и весь их путь мог занимать 3-4 года.

Конечно, подобные плавания были непростыми. Америка была молодой страной, и желающих на несколько лет уходить в море на опасный и тяжелый промысел было не так уж много. Поэтому на суда стали нанимать жителей более бедных островов и стран, предлагая им взамен легальный переезд в Америку. Суда тогда были все еще парусные и, попадая в штиль в Конских широтах, вынуждены были дрейфовать в бездействии. Тогда-то, чтобы занять команду, капитаны и стали поощрять резьбу по китовому зубу.

 

 

По прибытии в гавани китобои обменивали или продавали свои изделия. Постепенно это занятие стало традиционным и важным ремеслом. Со временем дело подхватили художники, и резьба фактически превратилась в искусство. По большому счету, точного перевода термина, обозначающего это занятие, не существует ни на одном языке. Англичане используют слово scrimshaw, но на мой взгляд, это не совсем корректно. Китобойный промысел зародился здесь гораздо раньше, чем в Англии и в материковой Европе. После азорцев промысел взяли на вооружение баски, затем французы, голландцы, норвежцы и уже после — англичане. В Голландии было старое слово skrimshander, обозначавшее леность, безделье. А те, кто занимается резьбой по китовому зубу, как раз и выглядят со стороны как ничего не делающие люди.

 

Техника самого процесса была такова. Вначале поверхность зуба кашалота полировалась, затем зачернялась. В наши дни используется китайская тушь, а раньше это была копоть от сжигаемого жира, которой на китобоях было вдосталь. После этого мастера процарапывали поверхность острой металлической иглой, в результате чего та покрывалась тонкими белыми линиями. Получался своеобразный негатив. Затем плоскость зуба еще раз полностью окрашивали чернилами и снова зачищали. В итоге краска с гладкой поверхности сходила, и оставался лишь сам рисунок.

Дело это очень трудоемкое и сложное, и как минимум по трем причинам. Во-первых, материал очень твердый и требует недюжинной силы, во-вторых, рисунок должен быть выполнен по принципу негатива, что требует развитого воображения, а в-третьих, у мастера нет права на ошибку: стереть линию, как карандашный штрих, невозможно. Единственный выход в этом случае — все начать с начала. Поэтому изделие хорошего качества требует усидчивости, большого количества времени и мастерства. Когда сырья было с избытком, из зубов изготавливали предметы декора и разную полезную утварь. Промысел набирал популярность, а когда люди узнали, что у Кеннеди на столе в Белом Доме есть китовый зуб, спрос подскочил мгновенно, и на наших островах их скупали сотнями.

После запрета и прекращения китового промысла Азоры стали одним из лучших мест для наблюдения за китами и дельфинами. В наших водах можно встретить 24 вида китообразных, 6 из них — дельфины.

Наша коллекция состоит из лучших образцов промысла. А еще среди экспонатов музея есть и моя личная гордость.

15 февраля 1986 года на Азорах разыгрался сильнейший шторм за последние полтора столетия. Днем ветер достигал 250 км/ч, часам к 17.00 он немного поутих, но океан еще больше разбушевался. Прибрежные волны в тот день поднимались на 15-20 метров.

В это время я находился на побережье у метеорологической станции и снимал на слайдовую пленку волны, бившиеся о 30-метровую скалу. Внезапно в нее ударила волна, почти превосходившая ее по высоте. Представляете, она оказалась в два раза больше остальных — и я ее сфотографировал!

Потом я выставлял эти фотографии перед кафе, и каждый раз, когда люди, даже местные, видели снимки, сделанные в тот штормовой день, они удивлялись. Большинство из них не решались высунуться на улицу. Конечно, я тоже не рискнул выходить в разгар шторма. В момент съемки ветер ослаб, но вот волны, наоборот — стали еще яростнее.

 

Фото Жозе Энрике Азеведо «Нептун в Орте»

 

 

Через пару лет я решил распечатать несколько фотографий для выставки, и, когда получил их и показал морякам, один из моих сотрудников, глухонемой, отойдя на пару метров от изображения, неожиданно различил в волнах и брызгах черты человеческого лица. Нептун в Орте! Когда уже знаешь об этом, невозможно заставить себя не видеть его на фотографии.

 

 

В музее хранятся и другие вещи, правда, не в составе экспозиции. Это логбуки с записями за многие годы, в которых знаменитые яхтсмены оставляли слова благодарности этому месту. Поэтому для меня жизнь кафе не просто бизнес в четвертом поколении — это и история моей собственной семьи, и тех людей, которые здесь побывали.

 

 

 

Поделись с друзьями

Комментарии:

Добавить комментарий